Алексей Константинович Толстой принадлежит к XIX – золотому веку русской литературы. Второй из трёх графов Толстых, он стоит особняком в нашей словесности, будучи уникальным как по природе своего яркого, размашистого дарования, так и по обстоятельствам своего жизненного пути. Уже с рождения ему, казалось, была уготована завидная роль. Наследник огромного состояния, потомок двух громких фамилий – Толстых и Разумовских, с детских лет наперсник будущего императора Александра II, он вращался в высшем свете.

Романтик и реалист, проникновенный лирик и один из создателей язвительного «Козьмы Пруткова», которого можно считать российским  вариантом  эразмовой «Похвалы глупости», воин и сибарит, расточительный барин и беспощадный к себе труженик, Толстой истинно по-русски, то есть совершенно естественно, сочетал в себе эти крайности.

Он творил в эпоху, когда аристократия в русской литературе неохотно, с препирательствами, уступала своё место купечеству и разночинцам. В драматургии пальму первенства перехватил внук священника А. Островский, «направлением мыслей» стали заведовать овладевшие симпатиями Некрасова и «Современником» поповичи Н. Добролюбов и Н. Чернышевский, в прозе заступали на «уготованный им пир» А. Чехов, А. Куприн, М. Горький…
Близкий к трону сиятельный граф Толстой был противником цензуры и сторонником ограничения самовластья. Впрочем, в своей критике российских порядков он никогда не доходил до истеричных призывов Чернышевского «К топору зовите Русь!», ибо с детства хорошо знал наш подневольный народ и довольно зримо представлял себе, к чему могут привести подобные воззвания.

Вместе с тем поэт отчётливо видел присущую народу тягу к свободолюбию, чему подтверждением для него было новгородское вече. Всем своим творчеством Толстой опровергал досужие разговоры о «тысячелетней парадигме рабства», которые усилиями политических оборотней сделались модными лет тридцать тому назад. Просто такие вожди Агитпропа, как А. Яковлев, не знали ни истории, ни творчества таких писателей, как Толстой.

Хотя Толстой не закрывал глаза и на отрицательные черты в народном характере. Написанная им в конце 40-х гг. баллада «Богатырь» менеедругих его произведений известна читателям. «Сколько раз, – отмечал писатель Д. Жуков, – в своих поездках по России и особенно по западным губерниям, он видел безобразные сцены у кабаков, видел, как спиваются целые деревни, губятся судьбы человеческие…И постепенно у него складывается образ этакого «богатыря», разъезжающего по Руси на разбитой кляче И покрытого дырявой рогожей и со штофом в руке И где бы он ни появлялся, «ссоры, болезни и голод плетутся за клячей его». Зловещий всадник тянет в кабак всякого, кто уже вкушал злого зелья».

Для спасения бюджета николаевский министр финансов Канкрин, человек непонятного происхождения, завёл винные откупа, давая возможность наживаться на спаивании народа откупщикам Утину, барону Гинзбургу, Бенардаки, Горфункелю и им подобным.

– Я знаю, что дело нечистое, да денежки чистые, – говаривал Канкрин, перефразируя римского императора Веспасиана, который ввёл налог на отхожие места, сказав при этом, что «деньги не пахнут». Военному министру Чернышёву Канкрин хвастался: «У меня, батушка, кабаков больше, чем у вас батальонов!».

Толстой очень понимал настоятельную необходимость для нации героя, и создавал такие образы, вроде князя Серебряного – романтические, возвышенные, полные благородства и великодушия. Да, это идеализация, но какой героический эпос обходится без идеализации? Разве Тарас Бульба – не идеализация? А рыцари Круглого стола, Ланселот, которые составляют неизбежную часть исторического предания, нарратива англосаксов?

Толстой пережил своё время, он шагнул вперёд вместе с читателем, что под силу только истинным классикам.

Я хорошо помню, как в студенческие годы мы пели под гитару «Колокольчики мои, цветики степные», раскладывали партии на голоса – наряду с Окуджавой, романсами Фомина, песнями Боба Дилана.

***

Алексей Константинович Толстой (Толстой I) родился в Петербурге 24 августа (5 сентября) 1817 года. По матери он – правнук последнего гетмана Малороссии К. Разумовского. Анна Алексеевна рассталась со своим мужем графом Константином Толстым почти сразу после рождения ребёнка. Разрыв был столь решительным, что она отвезла сына, всего 6 недель от роду, в Красный Рог в усадьбу своего брата, графа Алексея Перовского, ушедшего добровольцем на войну 1812 года и участвовавшего в заграничном походе русской армии, который, как известно, закончился взятием Парижа.

Примечательно, что под фамилией Перовских скрывались десять внебрачных детей всесильного графа Алексея Кирилловича Разумовского. Они прославились службой на самых высоких должностях империи: были губернаторами, министрами, членами Государственного Совета.
Николай, старший брат Алексея Перовского, (дед знаменитой террористки Софьи Перовской), стал крымским губернатором и феодосийским градоначальником.

После смерти Алексея Перовского полновластной хозяйкой Красного Рога становится мать Толстого.

Вместе с наследником престола Александром II в 1838 году Алексей Толстой ездил на озеро Комо в Италии. С 1837 года он служил в русской миссии во Франкфурте-на-Майне, в 1840 году получил службу в Петербурге при царском дворе, в 1843 году – придворное звание камер-юнкера. В дальнейшем был пожалован придворными званиями «в должности церемониймейстера» (1851) и «в должности егермейстера» (1861). В 1881 году император Александр II был убит в результате покушения, которым руководила Софья Перовская, дедом которой был старший брат матери Алексея Толстого, товарища Александра II по детским играм…

Дядя с особым прилежанием занимался воспитанием племянника. Образование Толстой получил домашнее, огромное наследство семьи это позволяло. Мальчик в детстве выучился говорить и писать на нескольких европейских языках. Неудивительно, что первые литературные опыты Толстого («Семья вурдалака» и «Встреча через триста лет») оказались, как у Пушкина, на французском языке. Вышло у него нечто фантазийное, макаберное, навеянное Гоголем и модными тогда готическими романами. Фантастике, помимо мистической прозы («Упырь», «Семья вурдалака», «Встреча через триста лет», «Амена»), Алексей Константинович потом отдал дань и в поэме «Дракон», балладах и былинах «Сказка про короля и про монаха», «Вихорь-конь», «Волки», «Князь Ростислав», «Садко», «Богатырь», «Поток – богатырь», «Змей Тугарин», драматической поэме «Дон Жуан».
На опубликованную в 1841 году повесть «Упырь» с одобрением откликнулся В. Белинский, написав, что «эта небольшая <...> книжка носит на себе все признаки ещё слишком молодого, но, тем не менее замечательного дарования, которое нечто обещает в будущем… Мастерское изложение, уменье сделать из своих лиц что-то вроде характеров, способность схватить дух страны и времени, к которым относится событие, прекрасный язык, иногда похожий даже на «слог», словом – во всём отпечаток руки твёрдой, литературной…».

С детства в Толстом было заложено главное – это живое чувство родины как безошибочный компас всей его жизни и творчества  и непреодолимая тяга к литературе. Побудительных мотивов к писательству было у Толстого немало, не последним из них было знакомство с величайшими литераторами эпохи.

В одном из путешествий по Европе дядя Перовский вместе с мальчиком Толстым навестил Гёте. Олимпийский старец был очень мил, предсказывал большое будущее русской литературе, посадил Алёшу к себе на колени и подарил ему кусок бивня мамонта с собственноручно нацарапанным на нём изображением фрегата. «От этого посещенья, – вспоминал впоследствии Толстой, – в памяти моей остались величественные черты лица Гёте…, к которому я инстинктивно был проникнут глубочайшим уважением, ибо слышал, как о нём говорили все окружающие».

В петербургском доме дяди, хорошо известного тогдашней читающей публике России под псевдонимом Антоний Погорельский и послужившего Л. Толстому прототипом для образа Пьера Безухова, юный Алёша Толстой с восторгом взирал на Пушкина, шумного, смешливого, с курчавой копной русых волос.

По всесторонней своей образованности, по пристальному знакомству с западной культурой и искусством, по частым и долгим наездам в Европу Толстой был западником, в чём он и сам признавался. Издалека Отечество кажется милее, говорил он в письмах в своё оправдание, ставя в пример Гоголя, которые написал «Мёртвые души» в Риме. Но по его природным наклонностям, по любви и – заметим – знанию отечественной истории, по всему народному складу его творчества, по замечательному владению богатством и выразительностью русского языка, наконец, по чувству юмора и «весёлому лукавству ума», которое Пушкин считал отличительной чертой русского характера, славянофилы видели в нём своего. Аксаковы, в чьих журналах «Молва» и «Парус» Толстой печатался, иной раз пеняли емуза поклонение «чистому искусству», за преувеличенную «художественность» в ущерб «правде жизни». Но следом тут же признавали, что слово Толстого «кипело и животрепетало».

«Козьма Прутков», порождение Толстого и Жемчужниковых, его двоюродных братьев, пользовался успехом в обоих лагерях, как среди западников, так и славянофилов. Всех сближало замечательное чувство юмора, свойственное авторам, со всеми его видами и оттенками –  от иронии до сарказма, от лёгкого подтрунивания до разящей сатиры – столь ярко проявившееся в «Козьме Пруткове». Юмор, вообще, довольно редкий гость в русской классической литературе. Видимо, не очень располагает русская жизнь к шутейности, которая по большей части остаётся уделом других народов.

***
Завязавшаяся в детстве дружба с будущим императором Александром II продлилась десятки лет –  вплоть до отставки Толстого в 1861 году. Камер-юнкер в 25 лет (Пушкин получил это звание в 35), флигель-адъютант, затем церемониймейстер и, наконец, по выходе в отставку, действительный статский советник (чин генеральский), Толстой всю жизнь тяготился придворной службой. Императрица Мария Александровна, высоко ценившая поэзию Толстого, с грустью заметила: «Толстой покидает государя, когда честные люди ему особенно нужны».

Близость к державному венценосцу позволила Толстому избавить от ссылки Тургенева, которая грозила ему после публикации в обход цензуры некролога на смерть Гоголя, признанного главы «натуральной школы». Заступничество Толстого помогло добиться послаблений и для Т. Шевченко, тянувшего солдатскую лямку за серию похабных рисунков о венценосной чете. «Что нового в русской литературе?» – спросил его в другой раз император. «Русская литература надела траур в связи с осуждением Чернышевского», – не побоялся ответить Толстой. Такое мало кому сходило с рук. Графу же, дерзавшему «истину царям с улыбкой говорить», прощалось многое.

Впрочем, высокое положение при дворе и близость к самодержцу не спасали самого Толстого от цензурных рогаток: его исторические пьесы запрещались Цензурным комитетом к постановке, из драматической трилогии о Смутном времени при жизни автора сценического воплощения после долгой борьбы с цензорами дождалась только «Смерть Иоанна Грозного». Поговорка «Жалует царь, да не жалует псарь» не вчера придумана.

Породистый красавец, обладавший огромной физической силой, Толстой мог винтом закрутить кочергу, гнул подковы и с рогатиной хаживал на медведя, взяв за свою жизнь добрую сотню «Топтыгиных». Наследник солидного состояния (дворцы, поместья, тысячи крепостных, десятки тысяч десятин земли), спутник и наперсник императора, баловень судьбы по меркам обычного человека, Алексей Константинович стоит особняком в русской литературе, которая вся то в долгах, как в шелках, начиная с Пушкина, то в разночинной нужде, наподобие Писемского.

В отличие от большинства российских литераторов Алексей Толстой был богат, знатен, удачлив в любви, а о гонорарах задумался только под занавес жизни, когда нахрапистая родня жены (Бахметьевы!)  да вороватые управляющие довели его богатейшее хозяйство чуть ли не до разорения. Истинный аристократ, он отличался неподдельным демократизмом, всегда равно держал себя как с высшими сановниками, так и со своими крепостными крестьянами, не опускаясь до спеси или пошлого пресмыкательства.

Ему было тридцать с небольшим, когда он познакомился со своей избранницей Софьей Андреевной Миллер (урождённой Бахметьевой). Стихотворение, посвящённое встрече с ней – «Средь шумного бала, случайно»,  – по праву принадлежит к вершинам русской любовной лирики.

Сохранившиеся фотографии Софи, как звал её Толстой, не дают и десятой доли истинного представления о том, насколько обаятельной, харизматичной, говоря современным слогом, была эта в высшей степени незауряднаяженщина. До знакомства её с Толстым ей был увлечён Тургенев, а в родственницу Вареньку Бахметьеву был страстновлюблён Лермонтов.

Прекрасно образованная, говорившая на нескольких языках, Софья Андреевна превосходно играла на фортепиано, пела, по свидетельству современников, «ангельским голосом» и обладала столь развитымхудожественным вкусом, что с годами стала  для Толстого первой читательницей и оценщицей его произведений. Вот всего одна деталь, много говорящая о её дарованиях. Как-то в разговоре с гостившими у Толстых друзьями зашла речь о трудностях перевода Гоголя на иностранные языки. Упросили Софью Андреевну попробовать перевести «Старосветских помещиков». Она тут же, с листа, стала переводить на французский, да так, что присутствующие сочли её перевод лучше тех, что были изданы во Франции. 

На пути к соединению Миллер и Толстого возникли немалые препятствия, годы ушли на то, чтобы их преодолеть. Во-первых, бывший муж Софьи Андреевны ротмистр конногвардейского полка Миллер долго не давалей официального развода. Во-вторых, на пути молодых каменной стеной встала Анна Алексеевна, горячо любимая мать Толстого, которая категорически воспротивилась выбору сына. О Бахметьевых, говорила она, идёт дурная слава, это не та семья, с которой можно и должно породниться. Долгих 13 лет Толстой разрывался между двумя любимыми им женщинами. Обвенчаться молодые (впрочем, тогда уже не очень молодые) смогли только после смерти матери.

***

Крымская война 1853–55 гг. вызвала поначалу в российском обществе почти забытое с 1812 года патриотическое воодушевление. Толстой полностью разделял эти настроения и вознамерился принять самое деятельное участие в военных действиях против англо-французской коалиции, к которой присоединились итальянцы в виде Сардинского королевства и, само собой, турки, не упускавшие случая в очередной раз взять реванш у России.

Британский премьер Пальмерстон целей войны не скрывал: отнять у России Крым и Кавказ, отдать Финляндию Швеции. Сгоряча Толстой вместе со своим другом князем Бобринским намеревался купить пароход, чтобы  начать каперскую войну против агрессоров. Затем было решено собрать отряд добровольцев из «царских», или удельных, крестьян, купить для них на свои деньги штуцера, которых не было у русской регулярной армии. Отряд в три тысячи человек был назван «Стрелковым полком Императорской фамилии», Толстой был приписан к нему майором. Но судьба полка оказалась столь же плачевной, как и всей Крымской кампании. Почти половина людей скончались от эпидемии тифа, так и не приняв участия в боях. Свалился в беспамятстве и сам Толстой.
Софья Андреевна немедленно помчалась к нему и не отходила от его постели, пока не выходила его, страшно ослабевшего, почти умирающего. Императору по нескольку раз в день доставляли депеши о состоянии здоровья графа.

***

Смолоду закружившись в балах, светских раутах, заботах царской службы, заграничных путешествиях, военных приключениях в Крымской войне, Толстой написал сравнительно мало, а напечатал и того меньше.
Но то немногое, что им написано, давно и прочно причислено к отечественной классике. «Князь Серебряный» относится к обязательному чтению для романтических недорослей, влюблённых в историю, «Козьма Прутков», большая часть которого принадлежит перу Толстого, остаётся настольной книгой для саркастических любомудров, а историческая трилогия из трагедий «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Фёдор Иоаннович», «Царь Борис» до сих пор входит в репертуар отечественных театров.

Особенность толстовских текстов (длинные пятистопные и шестистопные ямбические строки), их близость к русской народной песне делали их особенно привлекательными для композиторов. На стихи Толстого написано около 150 музыкальных произведений,  что, пожалуй, является рекордом для русских поэтов. Список композиторов, которые обращались к его творчеству, кружит голову – среди них первые имена в музыкальном сочинительском цеху: Чайковский, Римский-Корсаков, Кюи, Рахманинов, Рубинштейн, Асафьев, Ипполитов-Иванов, Глиэр, Ляпунов, Гречанинов, Балакирев, Мусоргский, Ф. Лист, с которым чета Толстых была дружна. «Толстой – неисчерпаемый источник для текстов под музыку; это один из самых симпатичных мне поэтов», – признавался П. И. Чайковский.

Влюблённый в Россию и в Италию, которая сразила его воображение ещё в детстве, Толстой старался держаться в стороне от бушевавших в России в середине XIXвека битв западников и славянофилов. Он сознавал правду как одного, так и другого лагеря, не принимая их вполне. «Двух станов не боец, но только гость случайный, За правду я бы рад поднять мой добрый меч, Но спор с обоими – досель мой жребий тайный, И к клятве ни один не мог меня привлечь», – признавался он в одном из своих самых известных стихотворений. «Да, мы были противниками, но очень странными. У нас была одна любовь… – и мы, как Янус или двуглавый орёл, смотрели в разные стороны в то время, как сердце билось одно», – скажет потом по поводу ожесточённых споров русской и западной партий Герцен.

***

Талант Алексея Толстого уникален, а его творчество настолько многообразно, что не укладывается в привычные рамки. Он был не только выдающимся литератором, но также одним из самых честных и благородных людей своего времени. В жизни и творчестве он следовал идеалам добра и справедливости, и поэтому его наследие не утратило актуальность и в наше время.
Давно ушли в народ и стали крылатыми выражения и афоризмы Козьмы Пруткова. Полвека назад в селе Красный Рог был открыт единственный в России музей Алексея Константиновича Толстого. В Брянске ему был установлен памятник, его именем названы парк и областной театр драмы.
А завершить эту дань памяти Алексея Константиновича Толстого хотелось бы его словами: